Такие зубрилки марксизма как, например, Абалкин, Бунич, Шмелев, Гайдар, заучив краткое определение буржуазной политической экономии, гласящее, что политическая экономия есть наука о формах производственных, т.е. экономических отношений, не удосужились разобраться и ответить на вопрос, а каков характер обозначенных Марксом отношений? Почему Энгельс относил это определение к числу гениальных открытий Маркса?
В наиболее часто употребляемом варианте, марксово определение гласит, что буржуазная политическая экономия есть наука об отношениях между людьми, возникающих по поводу производства, присвоения, обмена, распределения и потребления материальных и духовных условий существования людей. Если же КОНКРЕТИЗИРОВАТЬ характер каждой из этих форм отношений, А КАЖДАЯ ГЕНИАЛЬНАЯ ИСТИНА МАРКСИЗМА — КОНКРЕТНА, то придется признать, что буржуазная политическая экономия есть наука об отношениях между людьми, прежде всего, в форме массового НАСИЛИЯ и всеобщего взаимного ОБМАНА В КАЖДОМ ЭПИЗОДЕ этих отношений. Иными словами, ОТНОШЕНИЯ ОБМАНА И НАСИЛИЯ ЕСТЬ объективный БАЗИС КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ФОРМАЦИИ. Идет ли речь о производстве, присвоении, обмене, распределении или потреблении при капитализме, если имеет место факт прибыли, значит, имел место или акт целенаправленного грамотного обмана, или беззастенчивого грабежа, завоевания.
А поскольку обман и грабёж рано или поздно обнаруживают себя, постольку необходимо одностороннее насильственное закрепление результатов обмана, ибо в противном случае, как это бывает среди картёжников, пойманного шулера сильно бьют по лицу и восстанавливают справедливость.
Чтобы с ними не обходились как с шулерами, предприниматели заранее создают полицию и тюрьмы, чтобы содержать в них всех, кто, так или иначе, обнаружив обман, пытается компенсировать потери кратчайшим путём: вернуть награбленное. Поэтому главной задачей и содержанием политической экономии как буржуазной науки, является, прежде всего, маскировка того факта, что частная земельная собственность есть результат насильственного отторжения земельных угодий ещё у первобытных и феодальных общин религиозной и светской знатью. В дальнейшем, имперское и демократическое рабовладение, абсолютистский и демократический феодализм, демократический и империалистический капитализм базируются на одной и той же форме частной собственности на Землю, некогда насильно отчужденную от непосредственных производителей, и, до сих пор, передающуюся в наследство по рабовладельчески-феодальному принципу кровного родства. Сходство всех этих форм собственности на Землю — абсолютно. Различия — абсолютно не существенные.
Реальная политическая экономия буржуазного общества основана на частной собственности на Землю, после насильственного её захвата и силового удержания угодий, на отношениях непропорционального обмена в форме массового обмана, т.е. торговли, на отношениях несправедливого распределения вновь созданной стоимости на мизерную зарплату, с одной стороны, и бессмысленную прибыль, с другой стороны, что, в свою очередь, порождает, на одном полюсе общества, материальную и духовную нищету, вынужденный аскетизм подавляющей массы населения планеты, а на другом полюсе — обжорство, мотовство, биржевую игроманию и многие другие формы паразитического потребления аристократии.
Поэтому, политическая экономия как буржуазная наука, уже в своих самых первых литературных образцах Монкретьена и Петти, и, в классическом рикардианском варианте, и в вульгарных трудах Маршалла, Самюэльсона, Леонтьева, Кейнса и Мэнкью, есть изложение принципов удовлетворения эгоизма узурпаторов средств производства, и не более того. В период становления буржуазного национализма, эгоизм класса предпринимателей был возведен в ранг интереса всей нации, и потому молодежь пролетарской части нации и среднего класса угонялась на беспрерывно идущие войны ради победы эгоизма одного национального отряда предпринимателей над эгоизмом всех остальных предпринимателей любых наций. Параллельно с международными отношениями захватов и порабощения, внутри каждой нации шел процесс пожирания мелкотравчатых эгоистов, т.е. мелких и средних предпринимателей своей нации, более прожорливыми конкурентами.
Все экономические отношения в классовых обществах, основанных на частной собственности, не мыслимы и не осуществимы без применения реального насилия или угрозы его применения. Только так следует понимать мысль Маркса о том, что «насилие есть экономическая потенция», т.е. сила.
Но применение насилия или угроза применения насилия возможны лишь тогда, когда, с самого начала, субъект, решившийся на превращение части материальных объектов планеты в свою частную собственность, затратит финансовые и материальные средства на создание инструментов насилия над человеком, подготовит профессиональных насильников, офицеров и сержантов, и обеспечит им бытовые условия, чуть более сносные, чем у основной массы рабов, плебеев, крестьян и пролетариев. Прикормленный холоп, в том числе и менеджер, и офицер, зверствует, до поры, с особым остервенением, компенсируя, таким образом, своё осознанное ничтожество.
Таким образом, если, например, Дюринг выводил «теорию насилия» из злой воли насильника, то марксизм исходит из того, что воля насильника не может быть осуществлена раньше, чем созреют все объективные и субъективные предпосылки, прежде всего, в виде «излишков» средств существования, которые, пользуясь массовым простофильством, будущие эксплуататоры направят на создание своего аппарата насилия. Или добро будет с кулаками, или кулак сделает вас поденщиком и вечным должником.
В глубокой древности смутная догадка об органической взаимосвязи насилия с рабовладельческой формой процветания господ пришла в голову Аристотелю. Позже, соображение о том, что наука о рыночной экономике должна называться политической экономией, т.е. экономией, основанной на институте насилия, пришло в голову теоретику и авантюристу-практику, Монкретьену, уже в XVI веке. Он, первый из французов, проанализировал особенности рыночных экономик Голландии, а затем Англии и понял, что рыночная экономика страны работает тем лучше, чем полнее законодательная, исполнительная и судебная власть настроена на обслуживание интересов бизнеса, что без полиции, тюрем, армии, чиновников, тайных спецслужб, т.е. без ПОЛИТИКИ, без ВЛАСТНЫХ отношений и учреждений, используемых в интересах «владельцев заводов, газет, пароходов», частная капиталистическая собственность функционировать не может. Причем, по взглядам Монкретьена, сбежавшего из абсолютистской Франции в демократическую Голландию, чем лучше работает парламентский механизм, тем медленнее прозревают массы, тем меньше пролетарии создают проблем для предпринимателей, тем безогляднее предприниматели могут себя вести на внутреннем и внешних рынках. Именно с учетом требования соответствия хозяйственных и политических систем и разрабатывались все последующие варианты теории рыночной политической экономии её классиками, и это же пытались замаскировать её вульгаризаторы.
Усвоив краеугольные политэкономические идеи, апологеты рыночной экономики исходят из того, что, только сломав военно-политическую систему страны-конкурента, можно завладеть её внутренним рынком. Поэтому, каждой последующей войне эпохи капитализма предшествуют всё более грандиозные усилия по предварительному достижению военно-технического и военно-экономического превосходства над страной-конкурентом.
Но могут спросить, как же можно считать капитализм эгоистичным и агрессивным, если мы видим широко рекламируемые акты благотворительности, меценатства? Разве это не показатели широты и отзывчивости предпринимательских душ?
Но этот вопрос был бы уместен, если забыть, что такое «пыль в глаза», самореклама, если не понимать сколь соблазнительно уменьшение налогообложения на деньги, выведенные в благотворительные фонды и, если «забыть», что, сначала лишние деньги должны быть награблены в количестве, превосходящем разумные пределы, и только потом, может быть, они превратятся, когда-нибудь, в кое-какое благотворение.
Билл Гейтс значительную часть своего капитала уже вложил в благотворительные фонды. Каков план использования этих миллиардов неизвестно, а вот от больших налогов они защищены уже сейчас. Как признавался финансовый спекулянт Сорос, однажды в его жизни наступил момент, когда он уже не знал, куда можно использовать полученные прибыли, и потому он начал тратить их на оплату услуг агентов влияния, НКО в странах, выбранных для цветных революций. Только после того, как, например, и у Рокфеллера, появятся суммы, которые он не сможет прибыльно пристроить, возможно, и у него возникнет шальная идея, вместе с покупкой себе шестого донорского сердца, подарить одно сердце умирающему ребенку, папа которого и заработал эти деньги, но, по глупости, отдал Рокфеллеру. Правда, в истории семейства Рокфеллеров рекламного шума по поводу такой формы благотворительности, не наблюдалось. Деньги на детские сердца собирают с миру по нитке.
http://proriv.ru/articles.shtml/podguzov?komm_vs_kap
https://vk.com/prorivists?w=wall-156278021_13181