#Политика@prorivists, #Экономика@prorivists
За прошедшие после написания этой книги ["Империализм, как высшая стадия капитализма"] десятилетия, многие так и не поняли, что Ленин в своей популярной работе разжевывал для умственно ленивых индивидов вопрос «об экономической сущности империализма» не ради самого этого вопроса, а потому, что без понимания экономической сущности империализма «нельзя ничего понять в оценке современной войны и современной политики».
Сосредоточив все внимание на первых трех экономических признаках империализма, многие относятся к последним двум признакам не как к сущности более высокого порядка, а как к признакам с более высокими порядковыми номерами. На самом же деле в двух последних экономических признаках империализма Ленин доходит до политических обобщений: «4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир», и 5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами». Иными словами, если раньше имперскую политику захватов территорий проводили все-таки государства, чаще всего монархи и по своему разумению, то в конце XIX века имперскую политику начинает проводить узкий слой богатейших предпринимателей — сами монополисты.
Действительно, сущность монополизма заключена не столько в абсолютной величине капитала, и даже не в его доле в данной отрасли (это лишь объективная предпосылка к возникновению монополии), а в политической диктатуре конкретной группки субъектов (ничтожной по количеству), над всем, некогда свободным мировым рынком. Тем не менее, в среде политических литераторов до сих пор можно слышать утверждение, что монополий в современной экономике не существует, поскольку монополиями следует называть только те предприятия, которые выпускают 100% продукции данного наименования.
Это только с чисто формальной стороны, монополистами можно назвать предпринимателей, которые безраздельно владеют целыми отраслями экономики или у которых размер личных бюджетов, площадь земель, количество эксплуатируемых работников, купленных министров, журналистов, футболистов и охранников лишь незначительно уступают государству. Например, экономика «Мицубиси» больше экономики всей Индонезии. Но отождествление размеров капиталов с сущностью монополий является следствием примитивной методологической подготовки.
Дело не в том, какой процент производства отрасли захвачен олигархом, а в непреодолимом, для мелкого и среднего капитала, абсолютном разрыве между величиной капитала олигарха и всеми остальными «капиталами» на рынке. Легче пролетарию высокой квалификации пробиться в число бизнесменов, чем бизнесмену пробиться в число современных магнатов-миллиардеров.
Монополизм, с точки зрения факта, реально начинается там и тогда, где и когда вместо соревнования цен на рынке устанавливается ценовая диктатура группы предпринимателей, и все попытки остальных предпринимателей противостоять этой диктатуре уже не имеют ни экономических, ни, тем более, политических предпосылок для успеха.
Причем, абсолютно неважно высоки или низки монопольные цены. Важно понять, что пропорционально темпам становления крупного капитала институт стихийного ценообразования фактически уничтожается, и ценовая политика, чем дальше, тем больше превращается в составную часть имперской политики группы предпринимателей. Периодические понижения цены вовсе не указывают на то, что монополизм в этот период идет на убыль. Напротив, понижение цен одновременно на заметном рыночном пространстве свидетельствует как раз о сговоре группы монополистов с целью переманить покупателей к себе и, тем самым, задушить другую группу монополистов или аутсайдеров, не имеющих в данный момент возможности торговать по демпинговым ценам. После краха фирм-конкурентов, монополии-победительницы начинают «взвинчивать» цены.
Таким образом, и понижение, и повышение цен является элементами ценовой политики монополий, но определяющую роль играет, разумеется, политика повышения цен, иначе не существовала бы перманентная инфляция.
Рост цен обеспечивает рост монопольной прибыли стабильнее любого другого ухищрения, даже при застое производства, что позволяет покупать интеллектуальную элиту и чиновников, т.е. способствует укреплению диктата монополий в научных средах, в образовании, технологии, культуре, в СМИ и, наконец, в силовых структурах. Так монополисты превращаются в типичных императоров, узурпировавших власть, но позволяющих избирателям раз в 4 года потешиться, — испытать дурацкое удовлетворение от запихивания бумажки с именем очередного «козла отпущения» в коробочку со щелочкой.
...Весьма симптоматично, что для характеристики роли, исполняемой на «свободном» рынке предпринимателями-монополистами, в научной литературе в самом начале ХХ века, задолго до Ленина, стали применяться выражения: «спичечный король», «керосиновый король», «автомобильный магнат», «финансовый олигарх», «империалист» и т.д. Т.е. даже холопствующая официозная наука тех времен почувствовала в монополизме тенденцию возвращения к «ценностям» времен рабовладельческого, феодального империализма и абсолютизма.
Начиная с 1871 года, когда картельные соглашения между монополистами о разделе сфер влияния на рынке превратились в систему, когда «волчьи стаи» монополистов стали осуществлять на рынке «загон» жертв по предварительному сговору, уже не парламент, а именно «толковища» монополистов стали принимать решения мирового масштаба, обязательные для исполнения государствами. В условиях империализма, осуществляемого олигархами любой эпохи, низкая исполнительность со стороны императоров, президентов, министров, депутатов, журналистов карается смертной казнью...
Является ли монополизация рынка и возникновение империализма олигархов случайностью или таковы объективные законы трансформации свободного рынка?
Как известно, на каждый момент времени емкость рынка — величина вполне конкретная. Она ограничена не столько потребностями людей, ни даже величиной производственного потенциала, а, прежде всего, количеством находящихся в обращении денежных знаков. Реальные технические мощности, реальные аппетиты людей умолкают, сталкиваясь с властью бумажных купюр. В формуле Т — Д — Т наглядно видно, что реальный товарообмен должен испытывать затруднения всякий раз, когда в денежном обращении наступают неизбежные перебои, как за счет массового мелкого воровства, так и крупных банковских грабежей и афер, внезапно и в огромных массах перераспределяющих денежные потоки или откладывающих появление денег в обращении.
В долгосрочном историческом плане, разумеется, время от времени емкость рынка увеличивается за счет роста эмиссии, военных расходов и доходов собственников, за счет ускорения оборота капиталов, мизерного прироста массового спроса и некоторых других интенсивных факторов. Однако систематические кризисы, «затоваривание» рынка, перманентная инфляция, нижайшие темпы прироста национальных доходов рыночных стран доказывают, что емкость мирового капиталистического рынка — вещь довольно застойная.
Поэтому всякий, сколь-нибудь существенный рост величины продаж одного предпринимателя на современном низкодинамичном рынке фактически означает закрытие части рынка (на ту же величину продаж) для другого предпринимателя. Если, например, увеличив вдвое величину продаж, один предприниматель отнял у другого предпринимателя половину рынка, т.е. половину покупателей, то, образно говоря, это означает, что первый предприниматель отрезал от второго предпринимателя половину его предпринимательской сущности. Если же во втором акте конкуренции первый предприниматель отобьет у второго предпринимателя оставшуюся часть рынка, т.е. покупателей, то это будет означать, что второй предприниматель окончательно зарезан, но не как биологическая единица, а как предприниматель. Теперь если даже неудачник не покончит жизнь самоубийством, то для субъектов, оставшихся на рынке, недавний предприниматель станет прозрачнее самого прозрачного тумана.
При подобном, миллионы раз повторившемся на рынке, реальном ходе событий принципиальным является не личная трагедия неудачника, ни, тем более, победа качественного товара над низкосортным, а то, что исчезновение с рынка одного конкурента означает увеличение рынка для другого, более удачливого конкурента, сокращение общего числа предпринимателей и рост числа потенциальных наемных рабов.
В результате действия закона конкуренции, т.е. процесса свободного бескомпромиссного взаимного удушения, количество предпринимателей в развитых капиталистических странах абсолютно сокращалось, а величина их капиталов росла, пока не достигала таких размеров, что рынки каждой из развитых стран и весь мировой рынок, населенный миллиардами наемных «кули», оказались объективно поделенными между несколькими сотнями монополистов. Миллионы мелких и средних предпринимателей утратили свое значение и на рынке, и в политике.
Как показала дальнейшая практика, гигантизм монополий, интернационализм их объединений, их диверсифицированность, слияние банковских и промышленных монополий «задвинули» экономическую форму конкуренции между монополистами, а тем более между монополистами и аутсайдерами, на второй план. Даже широко используемый российскими олигархами метод персонального террора для устранения конкурентов, оправдавший себя в период «первоначального накопления капитала» в России, на международной арене не может дать необходимого эффекта. Если, например, один из российских олигархов удачно «закажет» Билла Гейтса, то это вовсе не означает, что «заказавший» сможет возглавить «Майкрософт» и захватить рынок программной продукции.
Практика показала, что, исчерпав возможности для расширения рынка «дедовскими», т.е. экономическими и уголовными методами, олигархи, с присущими предпринимателям предметностью, упорством и азартом, начинают готовить уже не персональную, а… мировую бойню, ибо расширить рынок для себя на несколько десятков миллиардов долларов олигарх может лишь за счет другого олигарха. Но поскольку подобная война сулит грандиозные приобретения только одной из сторон, постольку очередная война готовится как бескомпромиссная бойня, на пределе ресурсных, научных, аморальных, технических и финансовых потенциалов стран пребывания олигархов.
Закономерно, что первая и вторая мировые войны, начавшиеся применением обычных вооружений, заканчивались применением оружия массового истребления, изобретенного и произведенного уже в ходе войны.
Склонность монополистов к развязыванию мировых войн, деловитость, с которой они превращают в калек и трупы не только миллионы солдат, но и сотни миллионов женщин, стариков и детей во всем мире, не является следствием одного лишь плохо поставленного воспитания в семьях олигархов, хотя семейное, религиозное воспитание, элитарное образование, полученное наследниками некоронованных нефте- и нарко- «баронов», угольных и табачных империй, превращает носителей этой «образованности» и «воспитанности» не только в маньяков стоимости, в «шейлоков», «гобсеков» и т.п., но и в абсолютно сознательных «серийных убийц», «серии» которых измеряются не десятками, а миллиардами жителей планеты. Форды и рокфеллеры, дюпоны и валенберги, круппы и флики профинансировали и политически организовали первую и вторую мировые войны, т.е. убийство десятков миллионов людей, в том числе и «холокост», еще и потому, что так их учили дома, в элитарной школе и в церкви.
Нормальному человеку трудно представить образ мыслей современного олигарха, владеющего полусотней миллиардов долларов «временно свободных средств». Круг проблем владельца миллиардов сопоставим с проблемами, например, американского ковбоя, стадо которого насчитывает 50 миллиардов овец, у которых вот-вот начнется окот, а вокруг отары бродят сотни волков, но перегнать отару некуда, поскольку азиатские и африканские «луга» заняты такими же «пастухами» с их миллиардными отарами.
...Планировать многомиллиардные инвестиции в условиях рынка это значит, прежде всего, или попытаться найти страну, в которой живут одни лишь пролетарии и еще нет ни одного олигарха, или планировать уничтожение другого олигарха, который тоже намерен вложить такие же объемы финансов в тот же «сектор» или «сегмент» рынка.
Но поскольку ВСЕ олигархи образуют, прежде всего, «национальные» монопольные союзы, т.е. «дружат» только против кого-нибудь, оплачивают избирательные компании президентов, законодателей своих стран и организуют, таким образом, своё государство, т.е. аппарат насилия (армию, арсеналы, полицию, тюрьмы, спецслужбы и т.п.), постольку существенное расширение рынка возможно только в той мере, в какой удается устранить с мирового рынка государственно объединенную и защищенную военным потенциалом, организованную группу олигархов другой «национальности». Но чтобы одна из организованных групп олигархов исчезла с рынка, необходимо, чтобы другая группа олигархов обладала существенно превосходящим военным потенциалом. Процесс формирования превосходства одного из военных потенциалов над другим называется «гонкой вооружений». Ясно, что группа олигархов, опирающаяся на больший, чем у конкурента, общий потенциал (сырьевой, экономический, научный и др.), при прочих равных условиях, имеет больше шансов создать превосходящий военный потенциал.
Однако, как бы ни были высоки статистические показатели военных потенциалов, их реальная сила может быть проверена только практикой… войны. Умышленное столкновение военных потенциалов «на поле боя», т.е. война, есть ни что иное как практическое сравнение экономических сил олигархов. Та группа магнатов, которая, независимо от причин, объективно не смогла выделить достаточного количества финансов и материальных средств на возбуждение военного психоза у рыночного населения, на комплектование армий «пушечным мясом», на вооружение и снабжение армии всем необходимым в ходе войны, после определенного количества сражений остается практически с нулевым военным потенциалом, т.е. без солдат, без оружия, без продовольственных запасов и т.д. Поэтому та группа магнатов, у которой солдаты и оружие ещё остались, отбирает у проигравших олигархов их колонии и вообще все, что посчитает «плохо лежащим».
...До сих пор нет адекватных оценок тому факту, что теории и практике свободного рынка нанесен еще один непоправимый исторический удар. Сами европейские монополисты унификацией валюты признали, что валютный рынок является дезорганизатором экономики, центром генерации спекулятивных и фиктивных экономических процессов. И как только европейские монополисты оказались в практически разгромном положении, они стали отказываться от тех элементов экономики, которые не имеют отношения к росту их реальной конкурентоспособности и, наоборот, делают экономику Европы суицидной, отвлекающей крупные интеллектуальные силы и финансовые средства в сферу чисто спекулятивных операций и отношений.
Этим шагом сами магнаты доказали, что, во-первых, чем меньше свободных сегментов у рынка, тем, при прочих равных, выше конкурентная способность экономики, во вторых, нерыночная экономика, при прочих равных, имеет абсолютные преимущества над действительно рыночной.
Ведь в каком, порой, ничтожном состоянии находились многие европейские валюты относительно доллара в ХХ веке. Но достаточно было осуществить всего один крупный антирыночный шаг, чтобы положительное следствие от замены слабых национальных валют единой проявилось буквально через несколько месяцев.
https://prorivists.org/thesaurus/#imperialism
